«Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: слуги режима

На основе рассказов женщин проект  «Август2020» описывает, как устроена машина подавления в Беларуси: арест, следствие, суд, тюрьма, быт и отношение в камере, освобождение, изменения в мировоззрении.

Почти неделю в четырехместной камере №18 минской следственной тюрьмы в переулке Окрестина провели 36 женщин – без еды, воды, лекарств, одежды, средств гигиены и почти без воздуха. Все они попали туда 9-12 августа. Одиннадцать из них согласились рассказать свои истории журналистам.

• «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: арест
• «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: допрос
• «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: суд
• «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: быт
• «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: пытки

СЛУГИ РЕЖИМА

Фразу «Из-за вас, суки, честные менты на улицах гибнут» Таня П. и Ганна Л. слышали несколько раз. И в автозаке, и потом в тюрьме. Неизвестно, какие именно честные менты имелись в виду – тот ли, что погнался за протестующим, споткнулся и сломал ногу, или тот, что бил протестующего и сломал о его челюсть пальцы, – о других жертвах среди сотрудников правоохранительных органов вроде бы сведений нет. Но фразу про погибающих честных ментов повторяли часто.

В камеру, особенно в первый день, заходили разные служилые люди в форме и в штатском и описывали заключенным военный кошмар, который, по их сведениям, происходил на улицах Минска. Откуда у них сведения, если знай себе терзают узников здесь, на Окрестина, – не обсуждалось.

• Раненная резиновой пулей беларуская журналистка: «Вычислить стрелка не составит труда»

Они говорили: «На улицах рвутся гранаты!» (Как – это же вы их и кидаете, нет?) Говорили: «В центре города стрельба!» (Но разве это не вы и стреляете?) Повторяли, как мантру, ключевые слова: «проплачено», «кураторы», «организаторы», «Америка», «Литва», «Польша», «Майдан», «оранжевые технологии»… Узницы камеры #18 пугались, слушая это. Если хотя бы десятая часть того, что говорят тюремщики, правда – что же там творится? И не сразу догадались, что милиционеры и тюремщики описывали ужасы придуманного ими военного мятежа не для задержанных «мятежниц», а для себя.

Трудно бить людей, если не веришь, что машешь дубинкой за правое дело. Трудно штамповать протоколы под копирку, если не веришь, что хитрые «кураторы» и «организаторы» ловко попрятали факты своих террористических замыслов, а тебе, простому менту, для восстановления правды что остается, как не подтасовывать их обратно? Трудно мучить людей, если не веришь, что где-то там, на центральных улицах, в этот самый момент «диверсанты» разят твоих товарищей. И страшно разувериться. Настя Б. рассказывает, что, когда в автозаке попыталась перекинуться парой человеческих слов с омоновцем, который не орал и не выглядел зверски, командир сразу одернул его:
– Не говори с ней! Она тебе мозги заморочит.

Как будто ведьму везут. Как будто стоит дать ей промолвить хоть слово – и всё! заколдован! Бросит дубинку, перестанет ругаться матом, возьмет красно-белый флаг и пойдет к стеле скандировать «Жыве Беларусь».

Арестованным, находящимся полностью в их власти, грязным, голодным, измученным духотой и бессонницей женщинам тюремщики жаловались, хоть и переходя на крик: дескать, это они, милиционеры и тюремщики несчастные, усталые, зарплата маленькая, риск для жизни, казарменное положение, подняли по тревоге…

Людям надо верить в то, что они на стороне добра, закона, правопорядка и справедливости. Впрочем, не всем.

• «Киберпартизаны» получили данные и фото ВСЕХ белорусов, включая людей из близкого окружения Лукашенко, сотрудников КГБ и разведчиков в ЕС

Злой мент

«Много таких, что получают удовольствие», – свидетельствует Олеся С. «Они получают удовольствие», – вторит Юля Г. «Им неприятно думать, что у задержанных есть права, – подтверждает Ольга Павлова. – И им приятно задержанных бить». И Юля Филиппова соглашается: «Среди них есть садисты. Не все, но есть». Настя Б., описывая своих тюремщиков, говорит: «Упиваются собственной безграничной властью». Как дворовая шпана куражатся над слабыми.
– Зачем вы их бьете? – кричит Олеся С., видя, как бьют мужчин в тюремных коридорах.
– Кто бьет? Я бью? – хохочет в ответ надзиратель и с этими словами хлещет наотмашь дубинкой человека.

И все женщины называют одно имя – Евгений. Самый жестокий из всех тюремщиков. Как он избивает мужчин, видит Настя Б. Полина З. слышит, как он кричит Олесе С.: «Мы тебя по кругу пустим! на бутылку посадим!» Олесю С. он бьет по лицу, бьет коленом в живот и стаскивает с пальца кольцо, сдирая кожу.

Этого Женю боятся даже свои, заискивают перед ним, обращаясь к нему, выставляют перед лицом в покорном и защитном жесте руки – он там альфа-самец. А есть и альфа-самка. Жанна Л. не расслышала – Карина или Кристина, надзирательница с нарощенными ресницами. Ее спускают на освобождающихся женщин, как спускают собаку. В день своего освобождения Жанна стоит в коридоре, ждет, когда поведут на выход, и вдруг зовут эту Карину-Кристину, а та набрасывается на Жанну сзади и душит – своего рода напутствие.

Конечно, свидетельство о выражении лица нельзя считать объективным, но узницы камеры #18 единодушны: на лицах Жени-садиста, Карины-Кристины и доброй половины слуг режима – блаженство, когда они душат, бьют и мучают. На их лицах – то непостижимое для нормального человека чувство упоения властью над чужими жизнями, которое испытывают дурные дети, когда отрывают крылья мотыльку или вешают кошку.

• Отряды киберпартизан и деанон силовиков-извергов в Беларуси

Добрый мент

Но если есть злые менты, то должны же быть и добрые? Да – о них в камере #18 сложилась целая система легенд, целый эпос. Назовем ее «Песнь о Добром Менте».

Таня П. и Ганна Л. своего Доброго Мента встречают еще в отделении милиции, до попадания в тюрьму на Окрестина. Он относится к ним как к дочкам. Про Ганну так и говорит: похожа на дочку. И называет Ганну «малАя». Он делает все от него зависящее, чтобы не отправлять девушек на Окрестина, а передержать у себя, в уютном милицейском участке, где можно спать в спортивном зале на чистом полу и куда лишь иногда врываются бойцы спецподразделений, чтобы избить кого-нибудь. Но тут уж Добрый Мент бессилен.

Не может он и ослушаться приказа. Наступает час, когда ему приходится передать «дочек» другому Доброму Менту, чтобы повез-таки на Окрестина – «очень жаль, девочки».

По дороге в машине сослуживцы спрашивают этого второго Доброго Мента, готов ли тот применять табельное оружие, если придется. И он отвечает: нет, не готов. Он вообще не собирается участвовать ни в каких боях, его задача – уберечь девочек. И если там, на Окрестина, у стен тюрьмы бой, то разворачиваемся и едем обратно. Он собирается беречь Ганну и Таню, спасать девочек, но не от своих коллег, а от мифических инсургентов, что, по его мнению, штурмуют сейчас тюрьму с оружием в руках.
Каково же его удивление, когда, приехав на Окрестина, инсургента он не видит ни одного.
– Здесь же только родители и волонтеры, – говорит Добрый Мент.
Гора с плеч. Совершенно мирно и безопасно Добрый Мент передает своих девочек коллегам на пытки духотой и голодом.

Лена А. своего Доброго Мента тоже встречает еще в отделении милиции. Он приносит ей плед. Когда никто не видит, подмигивает и шепчет: «Пераможем», то есть «Мы победим». Очевидно, что этот Добрый Мент сочувствует протестующим, но служит режиму, против которого они протестуют. Что ж тут поделаешь? Тут ничего поделать нельзя – служба.

Добрый Мент везет Лену в суд, а когда судья присуждает Лене 12 суток содержания под стражей и Лена плачет, Добрый Мент ведет Лену в уборную умываться. И шепчет по дороге: «Пераможем». А потом умытую и обнадеженную везет на Окрестина и сдает коллегам на пытки унижением и страхом.

И конечно же, все узницы камеры #18 помнят того Доброго Мента, который открыл дверь и вывел их подышать в коридор, когда кислорода в камерном воздухе почти совсем не осталось и женщины стали падать в обморок. Этот Добрый Мент, однако, потом сетовал, что узницы подвели его, неблагодарно продолжив падать в обмороки и в коридоре тоже. Так что парню попало. Пострадал за идеи гуманизма.

• О роли IT технологий в белорусских протестах: «Больше половины силовиков уже опознали»

Не надо думать, будто в тюрьме на Окрестина нет Добрых Ментов. Они есть. Их доброта, правда, почти никак не проявляется, ну разве что выведут в коридор подышать. А когда после освобождения Настя Б. приходит в тюрьму получать справку о своем аресте, разрешивший дышать Добрый Мент говорит ей:
– Здравствуйте, вы помните меня?
Настя помнит.
– Зайдите, пожалуйста, на минутку.
Настя заходит в будку контрольно-пропускного пункта. И Добрый Мент выдает ей справку, как бы и справку причисляя к малым своим, но добрым делам:
– Простите, что не смог сделать для вас больше.

Из тюрьмы на улице Окрестина в тюрьму города Жодино женщин тоже этапировали Добрые Менты. Начальник конвоя даже раздал всем воду и печенье. Потом предложил (дорога-то дальняя) играть в такую игру, чтобы каждая по очереди рассказывала о себе: кто, откуда, чем занимается. И очень удивлялся: программистка, модельер, налоговый инспектор, завкафедрой в университете, учительница музыки, скрипачка – никогда не видел разом столько женщин с высшим образованием.

Узницам было приятно слушать эти комплименты от Доброго Мента. Разулыбались, шутили, говорили: «Давайте вы нас еще так покатаете до конца срока». И Добрый Мент тоже шутил, пока не доехали до пункта назначения, а там передал конвоируемых коллегам. Ничего не поделаешь – служба.
В Жодино, впрочем, тоже оказались довольно Добрые Менты. Они дали женщинам еду, туалетную бумагу и гигиенические прокладки. Это ведь добрый поступок.

Но, говорят, был в тюрьме на Окрестина и По-настоящему Добрый Мент. Обходя камеры, он узнал, что в номере 18-м содержится молодая женщина, которая незадолго до ареста вышла замуж за любимого человека, а теперь очень переживала за судьбу мужа. А муж ее, любящий и любимый, содержался в камере по соседству. Эти влюбленные молодые люди просили у По-настоящему Доброго Мента возможности справляться друг о друге и передавать приветы. По-настоящему Добрый Мент справлялся и передавал.

А потом пошел в хранилище, нашел среди отобранных вещей обручальные кольца этих влюбленных и отдал им. Снял форму, написал рапорт об увольнении и ушел к чертовой матери из карательных органов. И уехал к чертовой матери из страны, где мужа бьют так, чтобы жена слышала.

Историю про По-настоящему Доброго Мента рассказывают многие узницы камеры #18. К сожалению, ни одна из рассказчиц не может вспомнить, как звали молодых. Как звали хотя бы эту влюбленную, которой, прежде чем уйти, По-настоящему Добрый Мент отдал обручальное кольцо. Юля Филиппова так и вовсе сомневается, что влюбленные молодожены, возвращенные обручальные кольца и По-настоящему Добрый Мент существовали в действительности.

Будем надеяться, что рано или поздно имена героев этой истории всплывут у кого-нибудь в памяти.

Иначе «Песнь о По-настоящему Добром Менте» – чистой воды стокгольмский синдром.

• «Все эти силовики — уголовники». Как «деанонят» белорусских милиционеров

Источник: НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Події та кримінал